«ВЫ ПРИШЛИ СЮДА СВОИМИ НОГАМИ, КАКИЕ МОГУТ БЫТЬ ПРЕТЕНЗИИ»

Именно эти слова я услышала от заместителя директора по медицинской части КБ №8 ФМБА России Эммануила ЗДАНОВСКОГО. И нет, разговор сейчас вовсе не идет про выбор учреждения в сфере здравоохранения, руководствуясь принципом «не нравится - ищи другое место». Господин Здановский искренне не понимал, какие у меня могут быть претензии к медперсоналу КБ №8 после недавно перенесенной операции, поскольку сейчас я могу ходить и дошла до его кабинета сама. Остальное можно, по его мнению, оставить за скобками. Но как раз в этих скобках начинается самое важное. В ту ночь у меня не было выбора - маленький Обнинск пока приютил всего лишь одну станцию скорой помощи. Поздно вечером 5 октября именно туда с острой болью внизу живота меня привез муж. Из скорой нас отправили в приемный покой, где меня уже осмотрел дежурный хирург и с радостью передал в руки к гинекологу - Екатерине Романцовой. После  очередного осмотра и УЗИ выяснилось, что у меня разрыв кисты на яичнике. Из осложнений - внутрибрюшное кровотечение. Доктор трепетно ко мне относилась, описывая каждое действие, которое будет происходить. Пытались обойтись малыми жертвами: ставили кровоостанавливающие капельницы, делали уколы, два раза брали пункцию. Однако состояние ухудшалось, кровотечение усиливалось, а живот раздувало как шар. С момента поступления в приемное отделение прошло уже около четырех часов без положительной динамики. Тогда уже стало ясно, что нужна экстренная операция.

СЕРВИС КБ №8: ГОВОРИЛИ НА РАЗНЫХ ЯЗЫКАХ

С этого момента начался ад. В 03:30 следующего дня сказали, что необходимо разрезать низ живота, убирать кровь из брюшной полости и зашивать то, что осталось от яичника. Ко мне в палату пришел врач-анестезиолог А.С. Имомуратов. Я пыталась задать ему вопросы, но мы друг друга не понимали, так как говорили на разных языках. Это был первый предвестник беды. Было страшно, что во время наркоза что-то пойдет не так, ведь анестезиолог должен дотошно расспросить пациента перед операцией для правильного определения дозировки препаратов. Но как же я тогда ошибалась, что нужно бояться именного этого.

Несколько минут, и меня уже везут на седьмой этаж в отделение реанимации. Перебираясь с каталки на операционный стол, замечаю, что предательски белая больничная простынь теперь украшена алыми пятнами. «Девочки, кого это тут у нас привезли? Представляете, фамилия у этой: Целовальникова». Далее медперсонал вслух зачитывал отрывки из моей сопроводительной записки анамнеза, в которой было указано, что в этот день у меня был непродолжительный половой акт с мужем, который был прекращен практически сразу из-за ухудшения самочувствия.

ЦИНИЗМ В ХАЛАТАХ

«Смотрите, какая у нас сегодня жаркая кубанская девушка поступила. Н******ь с мужем, а нам теперь все это расхлебывать? Фамилия у нее, конечно, соответствующая. Только почему ты, Целовальникова, к нам пришла, а не по прописке лечишься в своем Краснодарском крае? Наверное, муж тут на заработках, а ты решила приехать к нему и п*******я? Да... Только вот приличные девушки  в такое время давно спят, а сексом под утро только ш***и занимаются». Спешу отметить, что послышаться, показаться или присниться это не могло. На тот момент еще не вводили никакие препараты для наркоза. После услышанного у меня началась истерика, и анестезиолог искренне не понимал, что происходит. Ко мне подошла взрослая женщина, под тонким халатом которой виднелась перемотанная рука, прижатая фиксатором к груди. Было видно, что она тоже недовольна столь ранним подъемом в это дежурство. «Что за белоручки пошли, а? Никогда не работали, вен нет, а нам теперь где их искать?! Конечно, такие могут только е*****я, работать им не нужно». Продолжая свои возмущения, милосердная медсестра подвела к моей руке молоденькую девочку-анестезистку Сашу. У нее медленно закрывались глаза, она ничего не говорила и как будто проваливалась в сон. Ее тормошили крики старшей и сильные хлопки по моей руке. Минут 10 искали подходящую вену и обсуждали, что в СССР секса не было, а сейчас сплошной разврат, не дающий им нормально поспать. Ощущение безысходности и страха окутывали так же, как и ремни операционного стола.

«С ХАХАЛЕМ СВОИМ В КРОВАТИ ВАЛЯТЬСЯ БУДЕШЬ»

Через 2 часа прийти в себя помогли удары еще одной недовольной женщины. «Хватит разлеживаться, с хахалем своим в кровати валяться будешь, перелазь на кушетку быстро». Операционный стол оказался ниже кушетки, и перебраться на нее казалось непосильной на тот момент задачей. Сильные удары по бедру не оставляли выбора, и вот я с только что разрезанным и зашитым животом перекидываю ноги на кушетку. Для ускорения процесса женщина в халате решила не подать мне руку, а просто продолжать бить. Вздрагивая от ударов, казалось, что еще чуть-чуть и мой живот разойдется по швам, не выдержав чуткость сотрудников КБ №8. После этого за мной пришла Сильвия - медсестра из гинекологического отделения. Я тут же начала ей рассказывать происходящее в операционной. Опять началась истерика. В палате не могла сомкнуть глаз и все время смотрела на дверь, боялась, что кто-то из тех заботливых женщин зайдет в комнату. Я рыдала так сильно, что меня трясло, казалось, что испытание на прочность швы не пройдут. Тогда мне сделали сильный обезболивающий укол, содержащий наркотические вещества. Из-за них я должна была провалиться в сон, но я лишь стала плакать спокойнее: почти без всхлипов и содроганий.

«КАК ДЕЛА, КРОШКА ЕНОТ?»

К слову, уснуть я смогла только на третьи сутки после знакомства с медициной атомного городка. Справедливости ради нужно сказать, что Екатерина Романцова приходила ко мне на следующий день после операции и просила прощение за весь коллектив. Она понимала, что такого отношения не заслуживает никто. Отмечу, что в самом отделении дела обстояли гораздо лучше. Мой лечащий врач, Елена Ковальчук, например, всегда пыталась меня подбодрить. Именно с ней через пронизывающую боль я пыталась делать первые шаги и самостоятельно садиться на кровать. Елена Сергеевна всегда крепко держала меня за руки и никогда не торопила, ласково называя «хулиганкой», когда видела мои нетронутые тарелки с едой. Легче переносить больничные будни помогал еще один человек - Арина Выродова, медсестра с самым большим сердцем, что я встречала. Арина, как мама Чоли, в прямом смысле бегала по палатам, разнося градусники и узнавая самочувствие других пациенток. Когда выпадало ее дежурство, сразу было понятно, что день пройдет хорошо. Ко мне в палату она всегда заходила со словами: «Как дела, крошка енот? Чем-нибудь помочь?». И про себя я всегда отвечала: «Да, поднимись, пожалуйста, на седьмой этаж к операционным медсестрам и проведи там мастер-класс по милосердию». Она умудрялось оставаться позитивной даже после заносчивых пациенток. Однажды Арина спросила у новенькой: «Пожалуйста, подскажите, у вас есть аллергия на какие-либо препараты?». На что недовольная женщина начала принюхиваться и заявила: «Да, аллергия есть - на дешевые духи».

НЕЛЬЗЯ ОСТАВИТЬ ЗА СКОБКАМИ

Спустя 8 дней долгожданная выписка. Перед тем как уйти, я просила врачей в отделении предоставить мне список имен и должностей тех, кто был в ту ночь в операционной. Однако эту информацию мне не дали, сославшись на то, что такие конфиденциальные данные может выдавать только господин Здановский, который, как уже выяснилось позже, предпочел бы многое оставить за скобками. Добившись от него официального ответа на заявление, рассказала свою замечательную историю в прокуратуре. В операционной 6 октября находились Екатерина Романцова (претензий не имею), врач-анестезиолог А.С. Имомуратов, ассистент врач-хирург А.З. Баширов, медицинские сестры-анестезисты А.К. Миронова, В.И. Андриянова и операционная сестра Р.С. Сидорова.

Нина ЦЕЛОВАЛЬНИКОВА